Николас ван Хоорн (Nicholas van Hoorn)
(ок. 1635 – 24 июня 1683), Голландия
Этот голландский буканьер охотился за добычей в Атлантике, захаживая также и на Карибы. Наиболее активными в его пиратской карьере были 1681–1683 годы. Ф. Архенгольц, искушенный знаток пиратских судеб, пишет о нем так: «Ван Хоорн был сперва простой матрос, искусный в управлении рулем. В должности рулевого он нажил несколько сот пиастров. С этими деньгами он отправился во Францию, выхлопотал себе каперское свидетельство и вооружил небольшое судно, которое, чтобы лучше устранить все подозрения, величиною, формою и внутренним устройством совершенно походило на рыбачью барку. На нем находилось не более двадцати пяти человек. Не имея пушек, бедные патентованные пираты надеялись только на абордажи. Франция вела в то время войну с Голландией. Голландец, превратившись во флибустьера, нисколько не совестился нападать на своих земляков. Он скоро сделал несколько призов, которые продал в Остенде, и на вырученные деньги купил военный корабль. Счастье продолжало благоприятствовать ему, и он скоро собрал небольшой разбойничий флот. Этот успех позволил ему до того возгордиться, что, за исключением французских, он стал нападать на корабли всех наций, принуждая их к безусловной сдаче. Наконец Ван Хоорн не стал щадить и французов. Французское правительство, осыпаемое со всех сторон жалобами, приказало преследовать и поймать его и отправило военный корабль, который действительно скоро отыскал Ван Хоорна. Пират, догадываясь о намерении идущего на него корабля, всячески старался уйти, но военный корабль нагнал его. Пускаться в битву было очень опасно; потому он счел за лучшее как‑нибудь поладить с командиром корабля, приказал собрать паруса и добровольно отправился на корабль к нему. Командир объявил ему, что имеет приказание отвезти его во Францию. Ван Хоорн изъявил чрезвычайное удивление и старался доказать, как беспристрастно и согласно с выгодами Франции поступал он во всех случаях. Капитан не мог удовольствоваться этими извинениями, имея точные предписания, он приказал поворотить корабль. Приведенный в отчаяние, Ван Хоорн быстро подошел к капитану и сказал: „Вы поступаете очень неосторожно и рискуете многим. Неужели вы думаете, что люди мои будут спокойно смотреть, как меня увозят в глазах их? Все они люди отборные, испытанные, не боятся смерти, а лейтенант мой самый решительный человек в свете. Ведь еще не решено, на чьей стороне останется победа. Поэтому, если вы твердо решились исполнить данное вам предписание, советую приготовиться немедленно к отчаянной битве“.
Эти решительные слова и высокое мнение, какое имели о мужестве и решимости пиратов, подействовали на командира военного корабля и заставили его опасаться, что неудача в битве покроет стыдом французский флаг, даже самая битва может иметь неожиданную развязку, поэтому он отпустил Ван Хоорна. Последний был убежден, что двор не одобрит этой излишней мнительности капитана, и потому решился отправиться на берега испанской Америки, не желая дожидаться в европейских морях новых приказаний схватить его, которые, вероятно, исполнились бы с большей решительностью».
Это было на редкость правильное решение. Самое же удивительное, что Николас ван Хоорн даже не подозревал, какие трофеи, образно говоря, уже практически готовы прийти к нему прямо в руки! Ф. Архенгольц сообщает по этому поводу следующее: «Он поехал в Пуэрто‑Рико, откуда должны были скоро отправиться в Европу испанские галеоны. Хотя время и было военное, но испанцы не столько опасались французских и голландских военных кораблей, сколько каперов их, и потому хлопотали о приискании надежного эскорта. Ван Хоорн, имя которого было известно всем морякам, при громе барабанов и цимбал въехал в гавань, объявил о своих новых отношениях к Франции, собрал еще несколько отдельно крейсировавших кораблей своих и предложил галеонам свои услуги. Испанцы имели неосторожность принять их. Флотилия скоро вышла в открытое море, Ван Хоорн сопровождал ее довольно далеко, выжидая удобного случая для исполнения задуманного уже в Европе плана. Наконец он овладел двумя богатейшими галеонами и рассеял остальные. Этот приз неимоверно обогатил его. Будучи чрезвычайно щедр, он царски наградил самых смелых товарищей своих, между тем как во время сражения собственноручно убивал тех, которые показывали хоть малейший признак страха. Эта дикость в битве и щедрость за успешное действие в ней соединялись с особенным кокетством. Находясь на твердой земле, он одевался чрезвычайно роскошно, носил на шее огромную нитку крупных восточных жемчужин, а на пальце перстень с неоцененным рубином».
Как видите, ничто человеческое не было ему чуждо! Однако между тем Николас ван Хоорн не мог не отдавать себе отчета в том, что за сравнительно короткий промежуток времени умудрился восстановить против себя практически всех: англичан, французов, голландцев, испанцев. И ведь заметьте: речь идет, по сути, об основных морских державах мира. В итоге он был обречен: для него автоматически закрывались все моря и океаны. Конечно же, он вполне мог какое‑то время плавать на свой страх и риск, но продлилось бы это совсем недолго. Ван Хоорн, понимая это, принял единственно верное решение: он пошел на сговор с флибустьерами. Причем не с простыми пиратами, без особого опыта и умения, не говоря уж об удаче. Как пишет Ф. Архенгольц, он «…соединился с двумя из умнейших предводителей флибустьеров де Граммоном и Лораном (Лоренсом) де Граафом (первый был родом француз, второй – голландец) и вместе с ними решился ограбить Веракрус. Так как эти три мужа особенно прославились между флибустьерами, то не мешает познакомиться с ними ближе, для чего представим здесь некоторые черты из их жизни и характера.
Де Граммон был французский дворянин из Парижа. В 1678 году отправился он с отрядом в 700 человек в Маракайбо и овладел этим городом. Потом он бросил свои корабли, пошел во внутренность земли, переправился через быстрый поток, разбил сопротивлявшихся ему испанцев и взял город Торилья. Но и здесь, как и в Маракайбо, жители имели время спастись со всем своим имуществом. Добыча, состоявшая в товарах и других громоздких вещах, не приносила флибустьерам совершенно никакой пользы, притом пора было подумать об отступлении. Поэтому Граммон возвратился на остров Тортугу с весьма незначительной добычей, при всем том он потерял в этом неудачном походе только 20 человек из 700. В следующем году Граммон предпринял экспедицию на берег Куманы с отрядом в сто восемьдесят человек, штурмовал Пуэрто‑Кавалло, взял два форта, срыл укрепления их до основания и заклепал все пушки. Все окрестные жители взялись за оружие, чтобы прогнать эту горсть флибустьеров, и даже 2000 человек шли к городу и укреплениям. На Граммона, находившегося в городе с сорока семью человеками, напали триста испанцев; пора было думать об успешном отступлении. Граммон послал прочим флибустьерам приказание немедленно оставить форты и садиться на корабли, между тем как сам, беспрерывно сражаясь, причем был два раза опасно ранен в шею, прикрывал садившихся на корабли. Флибустьеры сражались с таким остервенением, что лишили испанцев всякого присутствия духа, и они должны были наконец быть спокойными зрителями того, как Граммон со своим отрядом и 150 пленными, между которыми находился и губернатор города, спокойно сел на корабли. При весьма незначительной добыче, приобретенной в этой экспедиции, флибустьеры рассчитывали на выкуп пленных. Но счастье не благоприятствовало им по‑прежнему. Граммон, ужасно страдая от раны и находясь в большой опасности, стоял на Гоавском рейде, когда буря бросила корабли его на берег и разбила их. Между ними находился главный корабль его о 52 пушках, на котором было все его имущество. Наконец Граммон выздоровел, но совершенно обнищал, почему и просил принять его как простого флибустьера в отряд, отправлявшийся в экспедицию, целью которой был город Веракрус, чего Ван Хоорн, однако, не допустил».
Еще бы он это допустил! Ван Хоорн был достаточно мудр, чтобы понимать: если он окажет уважение столь именитому и заслуженному флибустьеру, то пираты не смогут не оценить этого. Так, в сущности, и вышло. Что же до второго компаньона, Лоренса де Граафа, то ему тоже было чем похвастаться. Ф. Архенгольц уведомляет нас, что он «…не менее двух первых (т.е. Ван Хоорна и Мишеля Граммона. – Авт .) был предприимчив и мужествен. Он был превосходный артиллерист, долго служил в испанских войсках, даже крейсировал против флибустьеров и не раз брал пленных из среды их, пока сам не попал к ним в руки. Флибустьеры, испытав на себе мужество его, предложили ему вступить в их братство, на что он и согласился, несколько раз участвовал в походах Ван Хоорна и скоро сделался ужасом и бичом испанцев. Раз как‑то наткнулся он совершенно неожиданно со своим хорошо вооруженным, но маленьким кораблем на два испанских шестидесятипушечных линейных корабля, отправленных именно против него. Партия была слишком неравна, и потому он всячески старался уйти от них. Однако, видя, что усилия его бесполезны, увещевал своих людей защищаться до крайности. В краткой речи он изобразил ужасное положение, в какое приведет их плен, который кончится постыдной смертью в ужаснейших мучениях. Эта речь произвела ожидаемое действие: она возбудила во всех флибустьерах отчаянную решимость.
Для поддержания этого расположения Лоран подозвал одного из самых решительных пиратов, приказал ему взять горящий фитиль, стать в двух шагах от пороховой камеры и ждать там от него знака к взорванию корабля, когда всякая надежда будет потеряна. Потом он сделал все нужные распоряжения, главной целью которых был меткий и хорошо рассчитанный мушкетный огонь, и вскричал: „Мы должны пройти между неприятельскими кораблями!“ И Лоран прошел действительно, хотя ядра испанцев сильно повредили корабль его, но зато искусные в стрельбе флибустьеры десятками убивали толпившихся на неприятельских шканцах испанцев.
Лоран, раненный ядром в бедро, продолжал, однако же, командовать и особенно воспользовался своим искусством в меткой пальбе из пушек: сам наводил их и наконец сбил главную мачту на адмиральском корабле, что произвело смущение. Лоран воспользовался им и избегнул верной гибели.
Вскоре потом отправились из Картахены еще три корабля против того же отряда флибустьеров, на двух из них было по тридцати шести пушек и по 400 человек; на третьем было 6 пушек и 90 человек. Между тем с Лораном соединилось несколько других судов: при виде их испанская флотилия, надеявшаяся победы только от превосходства в силах, стала думать о том, как бы отретироваться с честью. Но флибустьеры не дали им времени на это и немедленно напали на них. После восьмичасовой битвы испанские корабли были взяты. Эта неудача до того поразила испанцев, что они совершенно упали духом и надолго отказались от надежды победить и уничтожить своих противников».
Да, что и говорить, в мае 1683 года эти люди встретились далеко не случайно. Их сердца не знали страха, а души устремлялись к неведомому. Прибавьте сюда богатый мореходный опыт наряду с блестящими пиратскими навыками, и станет очевидно, что судьба незадачливых обитателей города Веракрус в скором времени должна была коренным образом перемениться! У них еще имелся некий призрачный шанс, чтобы спастись, но, увы: им даже не было ведомо, какие мрачные тучи стягиваются над их головами…
Однако возникает закономерный вопрос: а почему выбор трех корсаров пал именно на Веракрус? Ведь это же была настоящая неприступная твердыня. Неоднократно цитируемый нами Ф. Архенгольц, дивясь дерзости пиратов, осмелившихся замахнуться на столь желанный, сколь недосягаемый трофей, приводит в своей замечательной книге обстоятельную характеристику этого города: «В самом деле трудности этого предприятия казались непреодолимыми. В городе находился трехтысячный гарнизон из лучших испанских войск, тогда еще славившихся своей храбростью и беспрерывными победами в Старом Свете, кроме того, в соседней крепости Сен‑Жан‑дю‑Люк, защищавшей с одной стороны берег, а с другой – город, находилось 800 человек с 60 пушками, а в течение суток из окрестностей могло собраться сюда еще до 16 000 вооруженных людей».
Да, трудно представить себе, как стали бы действовать пираты, не будь среди них Мишеля Граммона. Тот «…во всех подробностях изучивший местность и обстоятельства и преимущественно настаивавший на этом предприятии, объявил, что богатые испанцы всячески постараются выиграть время, чтобы исполнить намерение, укоренившееся во всех колониях их: при нападении неприятеля не рассчитывать, велика ли опасность, и выжидать первого успеха защитников, но тотчас увозить или зарывать свои богатства и самим скрываться в соседних лесах. Несмотря, однако же, на все это, Граммон считал успех возможным, если будет действовать с необходимым благоразумием, твердо, быстро и сохранив тайну. Советовать флибустьерам последнее было лишнее: строгое молчание о предприятиях было священным законом их; так как испанцы и их приверженцы тщательно выведывали о каждом движении пиратов, то везде надобно было ожидать измены, следовательно, от строгого соблюдения этого закона зависели жизнь, успех и добыча.
Созвав все отряды, Граммон объявил им план свой, но только поверхностно, в общих чертах, скрывая подробности. Хотя Лоран и Ван Хоорн были совершенно согласны с Граммоном, однако большая часть флибустьеров не одобряла предприятия, в котором видели одни непреоборимые затруднения».
Однако на то ведь корсары и действовали втроем, чтобы предвидеть возможные осложнения и знать, как их проще и лучше всего разрешить. Пришла очередь появиться на авансцене самому Ван Хоорну. Он был уверен, что на простых пиратов более всего подействуют простые и очевидные факты того, что огромная добыча не только рядом, но и может быть сравнительно легко захвачена. С этой целью Ван Хоорн, которого активно поддержали его партнеры, приказал «…привести двух пленных испанцев, которые уверяли, что на днях ожидают в Веракрусе два богато нагруженные корабля из Гоавы. Это известие произвело ожидаемое действие: все единодушно решились немедленно распустить паруса. Оказалось 1200 флибустьеров, согласных на предприятие. Все флибустьеры, приблизясь к Веракрусу, должны были сесть на два корабля, кроме немногих матросов, которым поручили управлять остальными судами, долженствовавшими остаться в открытом море и явиться только после окончания предприятия. Флибустьеры надеялись таким образом скрыть свои силы и заставить испанцев поверить, что это те два корабля, которые ожидали из Гоавы».
Поистине интрига в духе Макиавелли! План пиратов блестяще удался!
Ф. Архенгольц свидетельствует: «…все жители Веракруса были обмануты: старые и малые бросились к гавани, радуясь, что давно ожидаемые и наконец едущие корабли прекратят недостаток в какао – главной потребности испанцев.
Радость жителей увеличилась еще, когда они увидели испанский флаг, поднятый флибустьерами, но, когда заметили, что корабли, несмотря на попутный ветер, остаются в некотором отдалении, многими овладело подозрение, которое сообщили губернатору дону Людовику де‑Кордова. Но губернатор и слышать не хотел об этом и утверждал упорно, что это точно те корабли, о которых он извещен, и что они совершенно сходны с доставленным ему описанием. Такой же ответ получил комендант крепости Св. Ионна, Улуа, советовавший Кордове быть осторожным. Наступила ночь, и все отправились по домам, успокоенные уверенностью того, кому более всех надлежало заботиться о безопасности вверенного ему города.
Флибустьеры как нельзя лучше воспользовались этой беспечностью. Едва наступила ночь, задние корабли их, которых не видали из города, соединились с двумя первыми, и пираты около полуночи высадились у старого города Веракрус, который находился в двух милях от нового того же имени. Часовые на берегу были захвачены врасплох и перерезаны; несколько невольников, встретившихся пиратам, взяты в проводники, за что обещали им свободу. Ведомые ими, флибустьеры перед рассветом подошли к воротам города. Беспечные жители не помышляли ни о какой опасности, когда вдруг враги ворвались в город и перерезали всех сопротивлявшихся. Лоран повел отборный отряд к крепости, защищавшей город с твердой земли, и скоро овладел ею. Здесь нашли двенадцать пушек, из которых Лоран велел сделать несколько выстрелов по городу, чтобы уведомить товарищей об удаче. Испанские солдаты, пробужденные необыкновенным шумом, все еще не трогались с места. В этот день праздновали день знаменитого святого, и они полагали, что некоторые из знатнейших жителей вздумали начать празднество раньше назначенного времени. Даже смешанные крики друзей и врагов почитали они радостными кликами, и, словом, защитники города узнали последние, что он находится уже в руках флибустьеров.
Наконец солдаты взялись за оружие и изо всех сил стали кричать, что „las ladrones“ (воры, разбойники) в городе (когда все уже знали об этом). До сих пор флибустьеры еще щадили кое‑кого, но, приведенные в ярость новым сопротивлением, убивали всех, кого могли только настигнуть. В короткое время все солдаты были перебиты, ранены или рассеяны, а знатнейшие жители взяты в плен. Надежда на безопасность, которой убаюкал их комендант, препятствовала им воспользоваться обычаем жителей испанской Америки – искать спасения в поспешном бегстве. Наконец убийства прекратились, и тревога умолкла. Пленных, далеко превосходивших числом победителей, заперли в соборную церковь, у дверей ее поставили бочонки с порохом и часовых с горящими фитилями, чтобы при малейшем покушении на бегство взорвать церковь со всеми находившимися внутри нее.
Таким образом, флибустьеры в несколько часов и с весьма незначительной потерей овладели одним из прекраснейших и богатейших городов в Америке. Двадцать четыре часа употребили на грабеж и переноску всех драгоценностей на корабли. Добыча состояла из золота и серебра в монете, из драгоценных камней, кошенили и прочего – всего на 6 миллионов испанских талеров. Эти сокровища, впрочем, не могли войти ни в какое сравнение с тем, что флибустьеры могли бы собрать в богатом городе, если бы имели более времени. Но его‑то и недоставало им: они опасались, и не без причины, что в скором времени все войска, расположенные в окрестностях, соберутся вместе и явятся на выручку города. Поэтому они были вынуждены прекратить грабеж, но утешались надеждою, что возвратятся со временем и с лихвою вознаградят себя за невольную умеренность».
Что касается последней фразы (о надежде вернуться и довершить начатое), то нужно отметить любопытную особенность, присущую тогдашним пиратам: они всерьез полагали, что все имущество, находящееся в ведении испанцев, на самом деле… принадлежит им! История сохранила множество подобных набегов на города, когда пираты, не успев почему‑либо разграбить город вчистую, возвращались через некоторое время обратно с жестким требованием «заплатить проценты». Невероятно, но все так и было!
Кстати, данный случай тоже не стал исключением: «…ограбив город, флибустьеры думали только о том, как бы выкупом за пленных увеличить свою добычу. Для этого отправили в церковь испанского монаха, который объявил несчастным жителям в коротких словах волю победителей. Он сказал, что флибустьеры даруют им жизнь и свободу, если они внесут выкуп. При этом он заклинал их исполнить требование это как можно скорее, чтобы выйти из своего ужасного положения.
Увещание было успешно. Пленники тотчас приступили к сбору, и так как большая часть жителей при бегстве взяла с собой деньги и другие драгоценности, то в полчаса собрали до 200 000 испанских талеров, которые и вручили флибустьерам, но эта сумма показалась пиратам недостаточной. Скупость их боролась со страхом за безопасность, которая действительно была не слишком велика. Они узнали, что вице‑король Новой Испании приближается к городу со значительным войском. Но счастье и тут не оставило их. Епископ Веракруса, во время нашествия флибустьеров посещавший другие подведомственные ему паствы, услышав о несчастье, постигшем Веракрус, и опасаясь исполнения угрозы пиратов испепелить город и истребить всех жителей, поспешно собрал миллион пиастров и отправил к флибустьерам. Несмотря и на эту новую дань, пленные должны были пробыть еще несколько часов в заключении. Их освободили только тогда, когда флибустьеры оставили город, что случилось при наступлении ночи.
Пираты взяли с собой всех пленников обоего пола, также всех мулатов и свободных слуг, числом до тысячи пятисот человек, за которых требовали еще миллион пиастров. И эту сумму обещал им епископ. Деньги были действительно собраны, но уже поздно, пираты не осмеливались ждать их долее. Кроме того, что сухопутные войска быстро приближались к городу, флибустьеры узнали, что новоиспанский флот приближается с моря. Они действительно встретили его при выходе из гавани. Нагрузив уже свои корабли драгоценностями и зная, что на этом флоте найдут только товары, которые мало ценили по трудности сбыта, они не решились вступить в бой – и оба флота прошли друг мимо друга».
Ну уж если это не считать везением, то что же тогда?!
Только все, увы, преходяще в подлунном мире, как справедливо утверждают поэты и философы. Пираты еще не успели как следует насладиться своим невероятным триумфом, как вдруг обнаружилось, что, спеша захватить как можно больше добычи, корсары совсем упустили из виду необходимость пополнения запасов пресной воды. Причем, если бы еще речь шла об удовлетворении нужд только самого экипажа, это было бы еще полбеды. Но не забывайте, пожалуйста, о том, что пиратами было захвачено свыше полутора тысяч (!) рабов, которых они намеревались выгодно продать. В итоге этими несчастными пришлось пожертвовать, в противном случае воды уж точно не хватило бы на всех. За время путешествия три четверти рабов испустили дух.
А тут еще начались серьезные конфликты среди пиратских главарей. Нехватка воды и необходимость распределения рабов в равных частях по всем кораблям стало лишь первой каплей. Ситуация предельно обострилась, когда дело дошло до распределения добычи. Да, подчас люди просто не в силах выдержать бремя благополучия. Какоето мгновение назад верные друзья и надежные партнеры «…два предводителя, Ван Хоорн и Лоран, поссорились при дележе пленных и в двух милях от Веракруса вышли на дуэль. Ван Хоорн был опасно ранен и умер несколько дней спустя на корабле от небрежного присмотра».
Это, пожалуй, просто невозможно себе представить: корабли пиратской эскадры не отошли от берега еще и на пару миль, а от триумвирата уже не осталось и следа. Умирая от гангрены в жутких страданиях, Ван Хоорн завещал свое судно Мишелю де Граммону. Тело корсара было предано земле неподалеку от Веракруса, в провинции Юкатан.